Это, прежде всего, странная для линейного подхода неправильность перспективы: фигуры Пьеро и Арлекина существуют словно в разных пространственных измерениях. Персонажи картины идут на праздник вместе, но в художественном пространстве работы как бы разведены в разные системы координат. Это не случайно, но никак при этом не связано с лежащей для постороннего наблюдателя на поверхности идеей людей-марионеток. Сезанн лишь потому так долго работал над «Масленицей», что хотел ощутить и чувственно воспринять нечто важное для себя. Он считал, что «колористический эффект – главное в картине, он делает картину единым целым, организует её; этот эффект должен опираться на одно доминирующее цветовое пятно». Важным же в этот период для Сезанна было стремление увидеть, как устроен мир в своих пространственных «эйдосах». Попытка разгадать особенности формируемого самой природой пространства и привела к изломанности и напряжённости движений персонажей картины. Эта работа Сезанна (как и многие другие ключевые работы), по сути, не закончена, хотя это почти не отражено в её внешнем слое: сюжет выражен, композиция вроде бы завершена. Но законченность поиска, даже в рамках маленького шага, в одной работе, вообще была абсолютно несвойственна Сезанну, находившегося в постоянном движении к художественно выраженной истине. С этой точки зрения у него в принципе не может быть законченных работ, так что и «Масленица» лишь не выходит за рамки общего для него правила. За эту картину Сергей Иванович Щукин заплатил 4450 франков. Позже были куплены «Букет цветов в вазе», «Автопортрет», «Дама в голубом платье», «Гора Сент Виктуар», «Акведук», «Человек, курящий трубку». В 1911 г. Александр Николаевич Бенуа (1870–1960 гг.), автор «Художественных писем», которые были очень популярными в то время, назвал Москву «городом Гогена, Сезанна и Матисса». Это было настоящим признанием. Меценат Савва Тимофеевич Морозов (1862–1905 гг.) говорил, что Сезанн – его самый любимый художник и собрал картины почти всех его периодов. Особенно любимым полотном были «Персики и груши» (это полотно и сейчас считается одним из лучших натюрмортов, шедевром мастера). Морозов для своей коллекции приобрёл и лучший пейзаж – «Гамар». За каждое полотно Сезанна он платил по 20–30 тысяч франков Амбруазу Воллару (одному из первых, кто разглядел гениального мастера и купил по сотне франков его лучшие холсты). Дороже Сезанна перед Первой мировой войной в Париже продавались только что недавно ставшие классиками Клод Моне (1840–1926 гг.) и Пьер Огюст Ренуар (1841–1919 гг.). Общими усилиями меценаты Савва Морозов и Сергей Иванович Щукин собрали 26 холстов Сезанна, однако художник Валентин Александрович Серов (1865–1911 гг.) говорил: «Чёрт знает что: вот не люблю Сезанна – противный, а от этого карнавала, с Пьеро и Арлекином, у Щукина, не отвяжешься. Какие-то терпкие, завязли в зубах, и хоть бы что». Но большинство художников и коллекционеров уже давно полюбили Сезанна: на увиденных у Щукина на Знаменке «Даме в голубом», «Автопортрете», «Мужчине, курящем трубку», «Акведуке» и «Пейзаже в Эксе» выросло и воспиталось целое поколение русских «сезаннистов», которые образовали знаменитое объединение «Бубновый валет». Сезанн стал основоположником современного искусства, что ощущалось не только во Франции, но и во всей Европе. Ярким примером исследователи называют картину Ильи Ивановича Машкова (1881–1944 гг.) «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского» 1910 г. (это полотно было представлено на первой выставке объединения «Бубновый валет»). Главные действующие лица картины – русские художники в форме борцов (тогда в Европе, затаив дыхание, следили за соревнованиями французской борьбы), у их ног – гантели, у одного в руках – скрипка, рядом с другим – пианино, а на полке над пианино – книги. На книгах жирными заглавными буквами выведены ключевые слова: «ИСКУССТВА», «ЕГИПЕТ, ГРЕЦИЯ, ИТАЛИЯ», «БИБЛИЯ» и «СЕЗАНН».