Даже после этого дерзкого выступления в свою защиту (знаменитая фраза «На том и стою...» может быть и позднейшим добавлением) рейхстаг не решался осудить Мартина Лютера, но император дал понять, что его непримиримая позиция несовместима с ортодоксальным вероучением. После того, когда Лютер (и часть его сторонников) удалился из Вормса, был принят императорский «Вормсский эдикт», подвергавший его государственной опале. Это означало, что всякий подданный императора и добрый католик обязан был задержать Лютера и передать его в руки властей, а его сочинения должны быть сожжены. При обычном ходе событий это означало бы сожжение еретика на костре, однако Фридрих Саксонский вновь вмешался, приказав на этот раз своему капеллану укрыть Лютера в таком месте, о котором не будет знать даже он сам. Таким местом стал замок Вартбург. Первоначально Лютер пребывал в подавленном настроении. Он утверждал, что несколько раз ему являлся дьявол (существует легенда, что однажды Лютер швырнул в беса чернильницу, но промахнулся). Однако вскоре ему удалось восстановить душевное равновесие, и он взялся за перевод Нового Завета на немецкий язык с греческого текста, незадолго до того изданного Эразмом Роттердамским; затем приступил к переводу Ветхого Завета с древнееврейского языка. Перевод Нового Завета был закончен уже 1523 г., но перевод Ветхого Завета затянулся ещё на десять лет. Мартин Лютер был замечательным переводчиком; кроме того, ему был присущ подлинный религиозный пыл, позволявший возноситься к вершинам и проникать в глубины библейских текстов. Подобно своим предшественникам в деле библейского перевода (Уиклифу и Гусу) Лютер столкнулся с огромными лингвистическими трудностями: как такового немецкого литературного языка ещё не существовало. Стараясь как можно точнее передать дух подлинника, Лютер порой приходил в отчаяние. В одном из писем он признавался: «Милосердный Боже! Какой громадный и тяжкий труд заставить говорить по-немецки еврейских пророков, которые так противятся этому и не хотят подражать варварскому языку немцев!» Тем не менее, этот труд удался ему почти в совершенстве (и по сей день в Германии его перевод считается непревзойдённым). Но помимо чисто литературного значения перевод Священного Писания был очень важен для дела религиозной реформы: в руках народа впервые оказалось учение Библии без всяких комментариев от лица церкви. Теперь уже святые отцы не могли составлять новые догматы, а мирянам не приходилось принимать их на веру. Библия, единственный источник религиозных верований, проникла благодаря Лютеру во все слои немецкого общества и сделалась в каждом доме настольной книгой. Но пока он пребывал в Вартбурге, в Виттенберге стало шириться реформистское движение, которое возглавили некоторые коллеги Лютера по университету, прежде всего мягкосердечный, знаменитый своей учёностью немецкий гуманист Филипп Меланхтон (1497–1560 гг.) и неистовый Андреас Карлштадт (Боденштайн; 1482–1541 гг.), известный своим радикализмом. Теперь во время причастия прихожане получали не только хлеб, но и вино, и Лютер от всего сердца приветствовал эти перемены. Его пригласили к более деятельному участию, спрашивали, одобряет ли Лютер то, что монахи покидали монастыри и женились. В поисках ответа он обратился к Священному Писанию и пришёл к выводу, что монахи были правы, хотя сам он никогда бы не взял жены. Затем стали распространяться совершенно обескураживающие слухи о бесчинствах, устраиваемых во время католических богослужений, об уничтожении икон и т.п. Фридрих Саксонский предупредил Лютера, что не сможет обеспечить защиту человеку, подвергнутому церковному отлучению и объявленному вне закона государством. Лютер отвечал, что он и не просит защиты, и возвратился в Виттенберг. То, что ему после этого удалось прожить ещё 25 лет и умереть в собственной постели, объясняется лишь невероятно счастливым стечением обстоятельств: император не мог деятельно вмешаться в происходящее, т.к. был отвлечён войнами с турками, с Францией и даже с самим папой. Вернувшись в Виттенберг, Лютер в марте 1522 г. взялся за осуществление задачи реформирования церкви в соответствии со своим пониманием Евангелия. Прежде всего, он приступил к реформе богослужения. Вся пышность католической мессы была отменена, а в центр богослужения поставлена проповедь.