Исследователи отмечают, что в работах Н.А. Львова получил новое осмысление древнерусский тип ярусного центрического храма-колокольни («иже под колоколы») как единого столпообразного сооружения, дополненного антикизирующими мотивами ротонд, колоннад, куполов и экседр. Как правило, Н.А. Львов использовал этот тип в мемориальных и погребальных храмах, например, в церкви великомученицы Екатерины в посёлке Мурино Всеволожского района Ленинградской области (1786–1790 гг., заказ Александр Романович и Семён Романович Воронцовых в память Екатерины Алексеевны Воронцовой). Центрическая трёхъярусная постройка с экседрами и портиками в нижнем ярусе увенчана октагоном и открытой деревянной колоннадой-ротондой (ярус звона), что отсылает одновременно к древнеримскому «Кенотафу Юлиев» в Глануме (I в., Сен-Реми-де-Прованс, Франция) и к нарышкинским храмам конца XVII в. Оригинальная трактовка той же темы получила воплощение в церкви Владимирской иконы Божьей Матери в Горницах Кувшиновского района (1789–1795 гг., заказчик Пётр Васильевич Беклемишев). Колокольня имеет вид столпа, увенчанного небольшой колонной ротондой, и примыкает к компактному кубическому объёму храма с юга, осеняя усыпальницу. Оси восточного и западного фасадов отмечены конхами, а главный, северный фасад украшен портиком со сдвоенными колоннами, несущими триумфальную арку. Позднее этот же тип строения был использован в пятиярусной надвратной колокольне Борисоглебского монастыря в Торжке (1804–1811 гг., достроил архитектор Яков Ананьевич Ананьин), каждый ярус которой обладает неповторимым обликом. Типология, разработанная Н.А. Львовым, была востребована и позднее, например, в церкви князя Александра Невского в посёлке Рамешки Рамешковского района Тверской области (1830–1837 гг.). Как и другие архитекторы, тяготеющие к классицизму и палладианству, Н.А. Львов интересовался купольными конструкциями; обращал внимание на купольные постройки во время путешествия по Италии, оценивал их с точки зрения эстетики. В его дневнике есть запись о куполе в церкви Сантиссима-Ануннциата во Флоренции (появился после перестроек храма в XVII–XVIII вв.): «...Такой купол, как мне хотелось». Излюбленным в его творчестве стал конструктивно-пространственный приём двойного купола, позволявший создавать многофункциональный объём, удобный для росписи и устойчивый. Часто внутренний купол делался деревянным (Петропавловская церковь в деревне Переслегино, Знаменская церковь в селе Маклаки). Его кессонированная поверхность наводила исследователей на мысль о римском Пантеоне, а единое пространство, перекрытое с помощью купола, арок и колонных портиков, – о константинопольском храме Святой Софии. Одним из лучших примеров исследователи считают Петропавловскую церковь в деревне Переслегино, где кессонированный внутренний купол опирается на арки, сквозь которые видны хорошо освещённые через окна наружного купола фрески с образами апостолов. Исследователи не исключают, что источником вдохновения послужил для Н.А. Львова купол Филиппо Брунеллески в соборе Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции (первая четверть XV в.). Исследователи отмечают, что в упрощённом варианте подобный купол воплощён в Воскресенской церкви в Торжке (перестроена в 1823 г.). Символическое толкование у Н.А. Львова получали редкие в русском палладианстве декоративные мотивы, в частности, солярные символы античных надгробий, напоминавшие также о крестных страданиях Иисуса Христа, например, крупные розетты на фасадах церквей (церковь Владимирской иконы Божьей Матери в Горницах).