Это суть идеальные модели реальных элементов, придающие первичную оформленность изначально бесформенной материи. При этом для исследователей остаётся неясным, как соотносится это множество первичных форм тварных вещей с единой Божественной первоформой, являющейся самой сущностью Бога, поскольку эта сущность, как неоднократно заявлял Гильберт Порретанский, абсолютно проста и не составлена из множества различных частей, форм или сущностей. По их мнению, одно из объяснений заключается в том, что «формы имеют свою высшую и последнюю основу в первоформе, которая есть Бог». Однако это нельзя признать адекватным ответом на данный вопрос, поскольку, если даже предположить, что в Божественной первоформе всё множество идей сливается в чистое единство, остаётся вопрос о статусе самого этого множества идей. Так, не допуская различия в Боге между сущностью и энергиями, западное богословие сталкивается с непреодолимыми трудностями. Согласно Гильберту Порретанскому, творческий акт Бога (creatio) состоит в придании материи соответствующих форм по образцу Божественных идей, которые при этом остаются совершенно незатронутыми и отрешенными от материи. Первая материя (primaria materia), которую вслед за Платоном он называл «восприемницей», «матерью», «лоном» и «местом всякого возникновения», сама лишена всякой формы (informis), но в ней обретает форму всё, что ею принимается. При этом исследователям остаётся неясным, признавал ли Гильберт Порретанский, как Аврелий Августин, эту первую материю сотворённой Богом из ничего или, как Платон, полагал, что она вечно существовала наряду с Богом и идеями. Так или иначе, в творении Бог заставляет родо-видовую сущность (subsistentia) вещи войти в соединение с материей, чтобы благодаря ей вещь обрела своё бытие и определённость (aliquid sit). Ведь, повторял Гильберт Порретанский вслед за Боэцием, всякое бытие происходит от формы, по причастию к которой вещи называются сущими. Так возникают вторичные формы, соединённые с материей (formae nativae) и образующие чувственно-воспринимаемые тела; они являются как бы подобиями (quadam exempli, imagines), происходящими от первичных форм как от своего образца (ab exemplari suo) путём дедукции, заключающейся в придании им соответствия образцу (conformativa deductione). Таким образом, божественное бытие как бы передаётся сотворённым вещам, сообщая им их собственное бытие посредством их родо-видовой сущности, представляющей собой совокупность субстанциальных форм (formae substantiales), которых может быть сразу несколько (род, вид, видовая разница). Поэтому, по мнению Гильберта Порретанского, всякая тварная вещь представляет собой соединение (concretio), во-первых, различных форм, налагающихся в ней друг на друга, и, во-вторых, определённой материи. В связи с этим он в каждой тварной вещи усматривал известное различие между «тем, что есть» (id quod est) и «тем, благодаря чему есть» (id quo est). То, благодаря чему конкретная вещь есть то, что она есть, составляет её сущность (essentia), которая называется также «субсистенцией» (subsistentia), поскольку она существует сама по себе (per se), не нуждается для своего бытия в акциденциях и не находится ни в каком подлежащем.