В наиболее характерных гуситских песнях отражаются конкретные события того времени, в них соединяется полемическая и духовная проблематика. Откликом на казнь Яна Гуса стали песни «Ó svolání konstantské» («О соборе Констанцском») и «V nadĕji boží mistr Hus Jan» («В надежде Божьей магистр Гус Ян»); оригинальны по содержанию три песни, созданные около 1419 г. и обращённые к революционным народным собраниям на горе Табор, особенно духовные боевые песни, в которых утверждается право на защиту правды Христовой с помощью меча. К ним исследователи относят полемическую по содержанию песню «Slyšte, rytieři Boží» («Услышьте, рыцари Божьи»), боевой призыв 1420 г. к сопротивлению войскам крестоносцев «Povstaň, povstaň Veliké Mĕsto Pražské» («Восстань, восстань, великий город Прага») и самую известную песню «Ktož jsú Boží bojovníci?» («Кто есть Божии воины?»), призывающую к борьбе в защиту Божьей правды и ставшую в XIX в. музыкальным символом всего гуситства. В текстах гуситских песен используется разнообразный набор строфических форм, от кратких 3- и 4-стиший до более сложных строф в форме бар (ААВ), а также их модификации. Напевы почерпнуты из позднесредневекового мелодического репертуара, причём некоторые новые песни гуситского времени являются только contrafacta (слепками) мелодий более ранних латинских песнопений. Оригинальных мелодий гуситской эпохи исследователи насчитывают около сорока, гуситскую музыкальную специфику обнаруживают, прежде всего, в песне «Кто есть Божьи воины?», тот же ритм присутствует и в мелодиях «Йистебницкого Канционала». Особенными в музыкальном отношении исследователи считают некоторые гуситские молитвы, оригинальные прозаические тексты которых положены на строфические песенные мелодии. Присутствие девяти песен на два голоса в «Йистебницком Канционале» говорит исследователям о том, что в гуситском пении использовалась простая форма многоголосия. Авторы гуситских песен, за небольшим исключением, остаются исследователям неизвестными. В «Йистебницком Канционале» автором двух песен назван таборитский священник Я. Чапка, ещё две приписываются Яну Гусу. В 1913 г. историк музыки Зденек Неедлы признал за таборитами авторство почти четверти гуситского песенного репертуара, отметив в качестве характерных черт идейный радикализм, актуальность тематики и выразительную искусную мелодику, причём более простые в отношении текста и формы песни он отнёс к пражскому лагерю. Тем не менее, исследователи не могут однозначно определить их принадлежность к тем или иным гуситским партиям. Репертуар гуситских песен в Европе XV в. является самым большим сохранившимся собранием духовных песнопений на национальном языке, предназначенным для коллективного исполнения. Такое пение стало главным средством активизации участия общины верующих в богослужении, но оно звучало и в народных собраниях вне церкви. Из гуситского репертуара не сохранилось около 40% песен, особенно тесно связанных с событиями революционных лет. Однако постоянной составной частью чешских постгуситских Канционалов остался ряд гуситских песен, направленных против Римско-католической церкви, или песен, в которых поднимался вопрос о причащении из чаши, а также несколько песен о Яне Гусе. В их русле продолжили своё творчество чешские братья и утраквисты; в начале XVI в., незадолго до выступления Мартина Лютера в 1517 г., в чешских землях существовал репертуар из нескольких сот духовных песнопений на национальном языке.