Кроме того, в «Картине» встречаются понятие «очищения» и аллегория Покаяние, играющие центральную роль в «Пастыре». Сравнение с «Картиной» позволяет исследователям также точнее определить жанр «Пастыря»: это аллегорическое нравоучение в форме апокалипсиса (вероятно, для большей авторитетности). К возможным влияниям эллинистической литературы исследователи относят и упоминания Сивиллы и Аркадии, а также описание лжепророка, образ которого напоминает черты языческих пророков. В «Пастыре» не упоминается прямо о гностицизме, однако именно он имеется в виду, когда речь идёт о мнении, будто воскресение плоти не более чем миф, и плотские грехи не имеют значения. Для ранней христианской литературы возможные лексические параллели «Пастыря» с Посланием к Ефесянам Игнатия Богоносца обнаружены Р. Жоли: по мнению учёного, датирующего Послания Игнатия около 165 г. (вопреки общепринятому мнению, относящему их к началу II в.), именно святитель цитирует «Пастыря» (при традиционной датировке соотношение исследователи признают обратным). К картинам башни-Церкви очень близок образ града с ангелами-стражами из «Мученичества Перпетуи и Филицитаты». С древнейших времён «Пастырь» пользовался большим уважением как в Восточной, так и в Западной церкви, сочинение было известно даже в манихейских кругах. Многие церковные писатели смотрели на автора сочинения как на богодухновенного пророка. Так, эфиопская версия отождествляет его с апостолом Павлом, как то следует из приписки: «Здесь заканчиваются Видения, Заповеди и Подобия пророка Ермы – святого Павла», а затем в обличение тех, кто могли бы усомниться в этом, даётся ссылка на Деян. 14:12, где апостол Павел назван Гермесом (в славянском и синодальном переводах Ермий). Ириней Лионский, цитируя «Пастыря», называет книгу «Писанием»; в «Доказательстве апостольской проповеди» он делает выписку из «Пастыря» (это же место он неоднократно цитирует в трактате «Против ересей») без указания имени автора (комментатор пытается обосновать мнение, что Ириней не придавал «Пастырю» канонического значения, но ставил его в один ряд с творениями мужей апостольских). На «Пастыря» как на авторитетный текст, имеющий характер откровения (причём активность признаётся за Ангелом, Силой и т.п., а сам Ерма играет пассивную роль, что подчёркивается постановкой его имени в дательном падеже), ссылается часто и Климент Александрийский. Тертуллиан также называет произведение «Писанием», хотя, сделавшись монтанистом, решительно изменил суждение о нём и в своём возражении на эдикт Римского епископа Каллиста I (217–222 гг.), где, как полагают исследователи, была ссылка на «Пастыря», пишет: «Я уступил бы тебе, если бы произведение «Пастырь», которое любит одних только прелюбодеев, заслуживало быть внесенным в божественный канон и если бы решением всех Церквей, даже ваших, оно не признано было апокрифическим и ложным».