В другом письме он касается христианской антропологии и намечает программу всего последующего творчества: «Человек есть тайна. Её надо разгадать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком». Вскоре после окончания училища Ф.М. Достоевский, решив посвятить себя писательскому труду, вышел в отставку и остался в Санкт-Петербурге. В мае 1845 г. закончил свой первый роман «Бедные люди», воспринятый критикой (Виссарион Григорьевич Белинский, Дмитрий Васильевич Григорович, Николай Алексеевич Некрасов) в духе «натуральной школы» 1840 гг. и гоголевской традиции сочувственного изображения бедного чиновника, «маленького человека» на фоне «физиологической» повседневности столичного города. По выражению Михаила Михайловича Бахтина, предметом изображения здесь стала «не действительность героя, а его самосознание как действительность второго порядка». Намеченная в «Двойнике» (1846 г.) тема душевного «подполья» получила углублённую метафизическую и художественную интерпретацию не только в «Записках из подполья», но и во всех крупных романах Ф.М. Достоевского, а «раздвоенные» герои, борющиеся за подлинность и целостность своей личности (Ставрогин, Версилов, Иван Карамазов), заняли в них заметное место. И другие произведения Ф.М. Достоевского 1847–1849 гг. («Хозяйка», «Слабое сердце», «Белые ночи», «Неточка Незванова») затрагивают «странные» темы петербургского «мечтательства», тайного властолюбия и т.п., которые читателями и критиками воспринимались, скорее, как социально-психологические, нежели как духовно-метафизические. В 1847–1848 гг. Ф.М. Достоевский увлёкся социалистическими идеями, посещал «пятницы» Михаила Васильевича Петрашевского, участвовал в революционных кружках Николая Александровича Спешнева и Сергея Фёдоровича Дурова. На одном из собраний у М.В. Петрашевского он познакомил присутствовавших с распространявшимся нелегально атеистическим письмом В.Г. Белинского к Николаю Васильевичу Гоголю. Ф.М. Достоевский оценивал учение социалиста Шарля Фурье как вредный и утопический проект, но социалистические идеи считал «святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества». В 1840 гг. он, по его собственным словам, чуть было не утратил Христа, преобразившись в европейского либерала. Тем не менее, в это время Ф.М. Достоевский обдумывал статью о назначении христианства в искусстве. Степан Дмитриевич Яновский, мемуарист Ф.М. Достоевского и его лечащий врач, свидетельствовал, что в 1847 и 1849 гг. Ф.М. Достоевский причащался с ним в храме Вознесения, и характеризовал его как неудовлетворённого «нравственного химика-аналитика», «патриота из патриотов и верующего», который считал, что в основании общества должны быть «только истины Евангелия». С.Д. Яновский писал, что «вернейшим лекарством» для Ф.М. Достоевского «всегда была молитва». По мнению Николая Онуфриевича Лосского, в 1840 гг. Ф.М. Достоевский испытал кратковременный период утраты веры в божественность Христа, хотя личность Христа «всегда оставалась для него идеалом и путеводной звездой», и его «возврат к Церкви был в 1847 г. присоединением, главным образом, ко Христу как к Богочеловеку, а не к Русской Православной Церкви. Любовь к русскому православию и к Церкви появилась у него впоследствии и развилась медленно и постепенно».