Такая поэзия не может оставить равнодушным ни одного человека. Любви, слову-свету посвящена лауда о немой любви. Любовь теперь уже только в мыслях, она не имеет никакой внешней видимости. Это – плод, радующий дух и хранящий воспоминания: «О немая любовь, не говори, чтоб тебя не узнали! …Такая любовь наложила молчанье на вздохи и встала сама у входа и не даёт им уйти, внутри она их производит, да не отвлечётся душа от того, что она испытала». Немая любовь, живущая в бескрайней тишине разума, жива, велика, огромна; теперь она заполнила душу Джакопоне, она радуется ей, как некогда радовалась его плоть. Но несмотря на то, что эта любовь огромна, всё же она скрыта, это – тайна. И никто не сможет узнать, что она снова приобретена, и на этот раз любовь в тысячу раз сильней той, что царила прежде, потому что теперь такой любви отдаётся всё, не прося взамен ничего. А получить от неё можно лишь жизнь в своей душе. Эта любовь гонит прочь от себя лицемерие, ложную славу; это любовь, лишённая сладострастия и не приносящая ему никаких жертв; это чистая любовь духа. Описание переполняющей сердце мистической любви, зарождению которой предшествует полное совлечение всех чувств, мыслей и ощущений и погружение в безмолвное состояние, в бездну ничто, можно воспринимать как поэтическую иллюстрацию к богословским рассуждениям Дионисия о восхождении к «сверхъестественному сиянию Божественного мрака»: «О глубокое море, высота твоей бездны вынуждает меня желать утонуть в ней!» Такими словами Джакопоне пытается изобразить то, что не поддаётся изображению. Автор неоднократно обращался к теме ущербности человеческого разума, к превосходству «святого безумия», попирающего самодовольный разум, мудрость века сего. Именно из такого «безумия» и возгорается божественная любовь: «Я умел говорить, а теперь я нем; видел и стал слепым. Столь великой бездны не видел я никогда, молча говорю, бегу и связан; опускаясь, поднимаюсь наверх, обладаю и обладаем, будучи снаружи, пребываю внутри, преследую и преследуем. Безмерная любовь, почему ты меня сводишь с ума и заставляешь погибнуть в столь жаркой печи?» Такая любовь преображает человека, делает его «новой тварью», из глубины греха возводит на вершину святости. Восторженный гимн любви поёт не только беспредельно расширившееся сердце человека – земля и небо, все творения Божьи возносят хвалу Творцу. Мистический экстаз Джакопоне прорывается в неудержимых воплях хвалы и благодарения, лауда перерастает в молитву, в непрестанное призывание святого имени Бога-Любви: «Любовь, Любовь, что так меня пронзила, лишь о любви я могу кричать; Любовь, Любовь, я соединился с тобой, лишь тебя я могу обнимать. Любовь, Любовь – Иисусе, я достиг порта, Любовь, Любовь – Иисусе, Ты привёл меня сюда, Любовь, Любовь – Иисусе, укрепи меня, Любовь, Любовь – Иисусе, Ты воспламенил меня». Другая лауда «O iubilo del core» говорит о ликовании сердца, которое вновь обрело любовь. Это своеобразное погружение в самозабвение. Сердце наполняет музыкальная дрожь, теперь оно находится во власти любви, не знающих никаких границ – любви божественной: «О ликование сердца, что заставляешь петь от любви! Если ликование достигло предела, то человек поёт, Его язык лепечет, потому что не знает, как сказать, Но не возможно скрыть такой огромной нежности! Когда зажглось ликование, оно заставляет кричать; любовью охвачено сердце, не может её терпеть; заставляет громко кричать и не стыдится тогда».