Позиция эта возникает как результат внутренних поисков в разных жизненных обстоятельствах, например, кто-то, потерпев неудачу в браке, отказывается от него. Но человеку свойственна потребность жертвенной любви, потребность самоотдачи другой личности, и, когда такую личность найти не удаётся, человек воспринимает это как своего рода указание – ведь существует возможность самоотдачи Самому Богу. Тут обнаруживается трудность психологического характера: можно ли отдать Богу то, что «не удалось» отдать человеку? Брак и в особенности девство, связанное с жертвенной любовью, по убеждению большинства людей, должны быть плодом «первой любви», т.е. первого выбора. Принятие возможности «повторного девства» приходит через осознание, что жизнь человеческая может и должна быть поиском пути к Богу, пути всё более правильного и всё более близкого. Таким именно путем является девство. Как особое состояние, как идеал, как начало особого рода жизни девство не имело почвы в библейском мировоззрении. Моисеево законодательство, которое столь подробно рассматривает всё, касающееся брака, столь обстоятельно говорит об обете назорейства (Числ. 6:1–8) и других обетах и обещаниях (ср.: Числ. 3:3–16), ни слова не содержит о девстве. Даже в отношении священства, отмеченного в законе как высшее состояние, как определяемый Богом удел, законодательство провозгласило моногамный брак (Лев. 21:10–14), потребовав, таким образом, от первосвященника возвращения к райскому состоянию. Девство было чуждо древнееврейскому народу, поскольку идея деторождения имела в нём глубокие корни (ср.: Втор. 25:9). Девство отождествлялось с бесплодием, считавшимся позором, поношением (Быт. 30:23; 1 Цар. 1:11; Лк. 1:25). Дева скорбела о своём девстве, т.к. она лишалась награды от Бога (Пс. 126:3). Дочь Иевфая, которая по обету отца осталась навсегда девственницей, оплакивает своё девство (Суд. 11:38), «и вошло в обычай у Израиля», чтобы другие дочери Израилевы совершали плач о дочери Иевфая в продолжение четырёх дней в году (Суд. 11:40). Отрицание девства доходило почти до органического отвращения; так, Сарра, дочь Рагуила, обращается с молитвой к Богу взять её от земли, чтобы не слышать больше укоризны, ибо для неё лучше умереть, чем остаться девой (Тов. 3:15). Наименование «дева» в Ветхом Завете прилагается и к стране – так пророки называют непокорённую страну (Ис. 23:12; 47:1; Иер. 46:11), в частности, дают это имя Израилю (Ам. 5:2; Ис. 37:22; Иер. 14:17; Плач 1:15; 2:13), когда оплакивают потерю территории. Иеремия, говоря о том, что избранный народ нарушил завет, также называет его «девой Израилевой» (Иер. 18:13), чтобы напомнить ему о верности. Это же наименование повторяется в связи с восстановлением Израиля, когда у Яхве и Его народа образуются вновь отношения любви и верности (Иер. 31:4, 21). По Ис. 62:5, брак юноши с девой является символом мессианского брака между Яхве и Израилем. Своими абсолютными требованиями Бог подготовлял верных сохранить для Него всю их любовь. Осуществителями девства у евреев были только некоторые тайнозрители евангельских истин (пророки Илия, Елисей, Иеремия, Даниил; и было к Иеремии «слово Господне: не бери себе жены, и пусть не будет у тебя ни сыновей, ни дочерей...» – Иер. 16:1–2).