Памяти восточнославянских святых в южнославянских месяцесловах могли появиться как в результате копирования болгарскими и сербскими писцами древнерусских оригиналов, так и вследствие сознательного внесения. Исследователи считают, что второй вариант возможен, главным образом, в отношении русских святых, включённых во вселенский синодик: Бориса и Глеба и Феодосия Печерского. Следы почитания святых Бориса и Глеба в Болгарии и Сербии в XIII–XIV вв. отчётливо заметны и помимо месяцесловов и проложных Житий. Исследователям известны находки в Болгарии энколпионов с изображением святых князей. Изображения святых Бориса и Глеба помещены в росписях собора монастыря Милешева. Исследователи считают особенно показательным включение этих святых («Борка (!) и Хлеба, иже в Русии») около середины XIII в. в болгарскую редакцию греческой врачевательной молитвы, дошедшую в составе сербского Требника. В то же время у исследователей нет достаточных оснований считать (вопреки распространённому мнению) признаком первого восточнославянского влияния присутствие в южнославянских месяцесловах под 26 ноября памяти освящения церкви великомученика Георгия, помещаемой без указания на связь этого события с Киевом (такого указания нет и в древнерусских месяцесловах). Особенно неубедительной для исследователей данная версия выглядит в отношении Ассеманиева Евангелия середины (?) XI в. и Охридского Апостола конца XII в. Самостоятельный переход подобной памяти (в отличие от памятей русских святых, включённых во вселенский синодик) не имеет аргументированного объяснения (поскольку в случае признания её русской, она посвящена узко региональному событию). Ещё менее вероятной им представляется потребность копирования (причём с транслитерацией из кириллицы в глаголицу) в середине XI в. в Охриде (ещё не утратившем в то время значения крупнейшего центра славянской письменности) евангельского кодекса из страны, всего полвека назад обращённой в христианство. Нуждается в специальном исследовании вопрос происхождения этой календарной памяти (Ольга Владимировна Лосева приводит развёрнутую аргументацию против её отождествления с памятью освящения константинопольской церкви Георгия в Кипариссии), однако исследователи признают правоту современных болгарских учёных, отмечающих широкое распространение в южнославянской традиции памяти 26 ноября, которое не может быть объяснено русским влиянием. Открытым остаётся вопрос о промежуточной роли русских списков в распространении в южнославянских месяцесловах XIII–XIV вв. памятей западных святых. Зафиксированы случаи несомненного отражения следов восточнославянской орфографии в южнославянских рукописях первой половины XIII – первой половины XIV вв. Первое восточнославянское влияние не знает примеров южнославянских рукописей (как болгарских, так и сербских) с последовательно выраженной восточнославянской орфографией, которые исследователи могли бы сопоставить с имеющимися русскими кодексами XV в., в эпоху второго южнославянского влияния следующими (порой почти без отклонений) среднеболгарскому правописанию. Для них очевидно, что имеет значение не только лучшая сохранность более поздних списков (южнославянские списки с русских оригиналов до конца XIII в. редки, списки, синхронные явлению, почти отсутствуют).