Таким образом, исследователи говорят, что на герменевтическую программу Де Ветте повлияло не только романтическое понимание религии Ф. Шлейермахером, но и идеализм Готхольда Эфраима Лессинга (1729–1781 гг.). Особенно это заметно, когда Де Ветте говорит об «абсолютной религии» или «абсолютном содержании» библейского текста, которое извлекается благодаря «духовной чувствительности» экзегета. Это абсолютное содержание он отождествляет с религией новозаветного христианства. Понятие мифа, введённое в библеистику ещё Иоганном Готфридом Эйхгорном (1752–1827 гг.) и И.Ф. Габлером, получает развитие в ветхозаветной герменевтике Де Ветте. Всё доисторическое предание Израиля он называет сагой, а её идеально-поэтический момент – мифом, понимая под этим особую категорию выражения опыта религиозной жизни. По Де Ветте, по мере углубления толкователя в доисторическое время определённее на передний план в форме мифа выходит идеально-поэтический элемент и (как следствие) вытесняется реально-исторический компонент; начинают преобладать религиозные высказывания, выводящие содержание за пределы истории. Способность понимать содержание «абсолютной религии», выраженное в мифе, Де Ветте усваивает только поэтической чувствительности толкователя. Таким образом, историко-критическое исследование должно, по Де Ветте, стать непосредственным переживанием «поэтического мифа» и стремиться к выявлению различий между реально-историческим и идеально-поэтическими (мифическими) элементами. Герменевтическую позицию в отношении толкования Нового Завета Де Ветте сформулировал в конце комментария на Евангелие от Иоанна. Он утверждал, что критика Евангелий должна быть основана на твёрдых исторических фактах и исходить из признания того, что служение Иисуса Христа было подчинено законам природы и истории, но вместе с тем должна учитывать особенности евангельского повествования, выражавшего веру в Иисуса Христа как Спасителя. Только так, по Де Ветте, становятся понятными некоторые особенности евангельской истории: отношение Иисуса Христа к Иоанну Крестителю, служение в Иерусалиме до последней Пасхи, вероятность некоторых чудес, историчность Тайной вечери. Полная реконструкция жизни и учения Иисуса Христа невозможна, впрочем и не нужна, ибо «возможно, – писал Де Ветте, – что многие первые христиане едва ли знали и десятую долю того, что изучают наши новообращённые, но при этом были более вдохновлёнными и верными, чем мы». Во «Введении в Новый Завет» Де Ветте отклоняет гипотезы об использовании одним из Евангелий текстов других (гипотеза И.Я. Грисбаха), а также об общем для всех Евангелий письменном источнике (гипотеза И.Г. Эйхгорна). Гипотеза Де Ветте состояла в том, что евангелисты черпали материал из устной традиции (сходство с гипотезой И.Г. Гердера), которая была зафиксирована в отдельных фрагментах (сходство с гипотезой Ф. Шлейермахера). Эти фрагменты использовались автором Евангелия от Матфея, которое, в свою очередь, привлекал евангелист Лука; наконец, Марк использовал Евангелия и от Матфея и от Луки. Особенностью позиции Де Ветте в контексте современной ему исагогики было его согласие с апостольским авторством четвёртого Евангелия, которое, по его мнению, возникло до составления Евангелий от Луки и от Марка на основе устной евангельской традиции. Но, по Де Ветте, стиль и христология Апокалипсиса коренным образом отличаются от тех же элементов четвёртого Евангелия, а следовательно, эти два текста не могут принадлежать одному автору.