Иудаизм первым столкнулся с идеями античной философии, однако меньше всего подпал под её влияние. Это объясняется тем, что иудейская религия в своей классической послехрамовой форме является наиболее ритуализированной и менее всего заинтересованной в теоретическом дискурсе и свободном философском исследовании системой религиозных воззрений, вследствие чего её отношение к классической античной философии было довольно сдержанным. Примером ранней рецепции античной философии является учение Филона Александрийского (около 25 г. до н.э. – 50 г. н.э.), который попытался совместить положения библейского Откровения с концепциями греческих философов (прежде всего, Платона и пифагорейцев). Его подход к вопросу о способе совмещения теологических истин и философских построений опирается на идею интерпретации и истолкования – библейское положение, не согласующееся с учением греческих философов, должно быть лишено буквального смысла и интерпретировано на языке философии. Подобное решение оказалось неприемлемым для ортодоксальных иудейских теологов, которые всегда были сторонниками как можно более буквального, а отнюдь не аллегорического толкования Торы, подчиняющего богооткровенное знание учению философов. Несмотря на это, сама идея многократной интерпретации священного текста как способа его согласования с теми или иными внешними для него взглядами и построениями оказалась весьма продуктивной и получила значительное развитие, став одним из составных элементов теории двойственной истины. Саадия бен Иосиф Гаон (882–942 гг.), именуемый за проявленный им интерес к философским построениям Платона и Аристотеля «первым еврейским философом», считал, что разум является лишь одним из инструментов для толкования Торы, хотя и важным, но не обладающим предельной значимостью. Объяснять стих Торы, согласно Саадии Гаону, следует в соответствии с очевидностью (т.е. с наблюдением), или в соответствии с разумом, или с другим стихом, или с традицией. Философское рассуждение является здесь лишь орудием, помогающим человеку в постижении истины, но не носителем самой истины, а потому иудаистическая философия говорит не о двойственности истины, а о единственной истине Откровения, которая принципиально не может вступать в противоречие с результатами деятельности разума, поскольку правильное рассуждение не может противоречить правильно понятому Откровению. Хотя некоторые современные исследователи иудейской философии называют эту концепцию «теорией двойной истины» (Меир Левинов, Гарри Вольфсон), однако, поскольку возможность неснимаемого противоречия между философией и теологией заведомо исключается, речь здесь идёт об одной истине, к которой приводят два пути – путь откровения и путь интерпретирующего и углубляющего его философского рассуждения. С точки зрения отцов церкви, античная философия была не более чем удобным инструментом для выражения библейских истин, ни о какой «проверке» которых методами философии речь не шла. Философия либо отвергалась как «пустое обольщение» (ср.: Кол. 2:8), либо служила источником терминов и способов рассуждения, являясь не целостной системой мировоззрения, а удобным языком для межкультурного общения, катехизаторской проповеди и обучения.