ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ - Страница 22

Но Данте нужны принципы; «погляди на них и ступай мимо!» – говорит ему Вергилий, когда они проходят мимо людей, которые не оставили по себе памяти на земле, на которых не взглянет Божественное Правосудие и Милость, потому что они были малодушны, не принципиальны. Как ни высоко настроено миросозерцание Данте, название «певца правосудия», которое он даёт себе, было самообольщением: он хотел быть неподкупным судьёй, но страстность и партийность увлекали его, и его загробное царство полно несправедливо осуждённых или возвеличенных не в меру. Боккаччо рассказывает о нём, качая головой, как, бывало, в Равенне он настолько выходил из себя, когда какая-нибудь женщина или ребёнок бранили гибеллинов, что готов был забросать их камнями. Это, может быть, анекдот, но в песне XXXII Ада Данте треплет за волосы предателя Бокку, чтобы дознаться его имени; обещает другому под страшной клятвой («пусть угожу я в глубь адского ледника») очистить его заледеневшие глаза, и когда тот назвал себя, не исполняет обещания с сознательным злорадством. Иной раз поэт брал в нём перевес над носителем принципа, либо им овладевали личные воспоминания, и принцип был забыт; лучшие цветы поэзии Данте выросли в минуты такого забвения. Данте сам видимо любуется грандиозным образом Капанея, молчаливо и угрюмо простёртого под огненным дождём и в своих муках вызывающего на бой Зевса. Данте покарал его за гордыню, Франческу и Паоло – за грех сладострастия; но он окружил их такой поэзией, так глубоко взволнован их повестью, что участие граничит с сочувствием. Гордость и любовь – страсти, которые он сам признаёт за собой, от которых очищается, восходя по уступам Чистилищной горы к Беатриче; она одухотворилась до символа, но в её упрёках Данте среди земного рая чувствуется человеческая нота «Обновлённой жизни» и неверность сердца, вызванная реальной красавицей, не Мадонной-философией. И гордость не покинула его: естественно самосознание поэта и убеждённого мыслителя. «Последуй своей звезде, и ты достигнешь славной цели», – говорит ему Брунетто Латини; «мир будет внимать твоим вещаниям», – говорит ему Каччьягвида, и сам он уверяет себя, что его, отстранившегося от партий, они ещё позовут, ибо он будет им нужен. Стремление подчинить прекрасное законам геометрии заметно в «Декамероне», и Альберти ищет математические формулы красоты. В «Комедии» математика несёт на себе отпечаток творческой индивидуальности художника. Данте был не великим геометром, а гениальным поэтом. Это имел в виду Александр Сергеевич Пушкин, отмечая: «Единый план Ада уже есть плод высокого гения». В наибольшей мере гениальное единство «Божественной Комедии» проявилось в новаторстве её художественного стиля. Тех чётких границ, которые разделяли трагический и комический стили в позднесредневековой, готической поэзии, в «Комедии» уже не существует, хотя Рай, Чистилище и Ад изображены разными красками и по-разному «оркестрованы». Границы здесь размыты не столько потому, что в поэме Данте полнее, нежели в канцоньере Рустико ди Филиппо, реализована целостность предвозрожденческой стилевой системы, сколько благодаря введению в неё субъективного, собственно дантовского начала.

 



 
PR-CY.ru