С другой стороны, он боролся как с теми, кто изолировал язык Нового Завета и Септуагинты, утверждая, что это была особая, сильно семитизированная форма греческого языка (по его терминологии – «библейский» или «еврейский греческий язык»), так и с теми, кто видел в языке Нового Завета только религиозный феномен, как, например, Г. Кремер, который писал о «силе христианства, формирующей язык». Подчёркивая формальную близость между библейским и светским греческим языком, Г.А. Дайсман настаивал на том, что «многие отклонения от аттической нормы, имеющие некоторое сходство с семитскими языками, характерны для большой группы встречающихся в разных языках вульгаризмов (они были обнаружены в простонародных папирусах и надписях, так же как в Библии»). Наличие семитизмов в библейском греческом языке недостаточно, «чтобы выводить Библию за рамки греческой филологии», т.к. они встречаются исключительно в текстах, переведённых из еврейского и арамейского источников. С выводом о месте языка греческой Библии в истории греческого языка связано и предположение Дайсмана, что первоначальное христианство распространялось преимущественно в низших (частично средних) слоях общества. Наиболее развёрнуто этот тезис (который долгое время был принят исследователями) изложен им в работе «Свет с Востока» (опубликована в 1908 г.). Однако Дайсман считал христианство не политическим, а сугубо религиозным движением, главная сила которого – в эсхатологической надежде на грядущие деяния Бога. Он полагал, что Евангелия отражают культуру палестинских деревень, а Послания Павла – эллинистических городов, что подтверждается источниками, впервые раскрывающими культурный контекст возникновения Нового Завета. Учёный показал, как эти материалы помогают по-новому понять социальную и религиозную историю раннего христианства: в папирусах обнаружена информация о жизни в деревне в Восточном Средиземноморье того времени, раскопки городов (например, Помпей) дали сведения о городах, куда были направлены Послания апостола Павла. В эпиграфических памятниках были обнаружены термины и понятия, параллельные тем, что есть в Новом Завете. Так, сотериологическая идея апостола Павла о жертве Христа как об искуплении может быть, по Дайсману, понята, если рассматривать её в контексте имевшей место практики ритуального освобождения рабов, засвидетельствованной в Дельфийских надписях. В 1911 г. Г.А. Дайсман опубликовал работу об апостоле Павле, в которой нет сложного социологического анализа. Его интересовала, прежде всего, повседневная жизнь людей, среди которых проповедовал апостол, их религиозный и жизненный опыт. Автор рассматривал апостола как человека, полного контрастов: «Его мистика – не мистика действия, но мистика реакции, не мистика, которая прилагает усилия, чтобы раствориться в Божестве, но мистика, которая обретает общение с Богом как дар благодати». Он характеризовал религию Павла как «мистику Христа» – религию личного общения: «Христос для Павла не человек прошлого, с Которым он может вступить в контакт, только размышляя над словами, которые Он оставил, не «исторический» персонаж, но реальность и сила настоящего, «энергия», живительная сила которой ежедневно являет себя в нём; Тот, от Кого с того самого дня в Дамаске он почувствовал личную зависимость, выражаемую в богослужении». Согласно Дайсману, апостол Павел представляет своё учение о спасении посредством современных ему метафор, таких как «искупление» и «усыновление». В качестве подлинных источников богословия апостола Павла Дайсман отмечает все канонические Послания, приписанные апостолу Павлу, кроме Послания к Евреям и Пастырских Посланий. Он полагает, что «письма из уз» были написаны из Эфеса, Послание к Ефесянам в действительности является Посланием к Лаодикийцам, а текст главы 16 Послания к Римлянам представляет собой отдельное письмо, первоначально посланное в Эфес.