В притче о мытаре и фарисее (Лк. 18:9–14) самомнению фарисея относительно его добродетели противопоставляется смирение мытаря, не имевшего никаких добродетелей. Перед судом Божьим добродетель смирения превосходит добродетели фарисея – пост, молитву и милостыню. «Фарисей не лгал… Подлинно он был человеком добродетельным». Однако совершаемые демонстративно эти добродетели, обращаясь в средства самоутверждения, преследовали исключительно человеческую славу и поэтому не имели ценности перед Богом (Мф. 6:1–18). Добродетель смирения, наоборот, предполагает совершение добрых дел «втайне» от самого себя, так, чтобы сознание собственного недостоинства не знало поводов к самовозвышению собственной праведностью («...пусть левая рука... не знает, что делает правая...» – Мф. 6:3). Евангельский призыв научиться кротости и смирению (Мф. 11:28–29) включён в смысловой контекст, содержащий откровение об абсолютной власти Сына («Всё предано Мне Отцом Моим...» – Мф. 11:27). В этой связи исследователи говорят об исключительном нравственном и сотериологическом значении в тайне Царства Божия добродетели смирения. Воспитывая в учениках эту добродетель, Христос наставляет их остерегаться «закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк. 12:1; ср.: Мф. 16:6; Мк. 8:15), указывает как на пример для подражания на кроткого и доверчивого ребёнка (Мф. 18:2; Мк. 9:36–37; Лк. 9:47–48), являет пример Собственного смирения, умыв ноги ученикам на пасхальной трапезе (Ин. 13:14–15). Плодом смирения мытаря, его правильного отношения к действительности, является постижение трёх фундаментальных истин: абсолютного величия Бога, недостоинства перед Ним человека и безмерной и всепрощающей Божьей любви, являемой человеку. Финал притчи, подводящий к идее всепрощающей и оправдывающей божественной благости, имеет форму вывода, заключающего сокровенное указание на тайну человеческого спасения через призвание и вхождение в вечную славу. Таким образом, смирение исследователи интерпретируют как добродетель, определяющую способность души к «возвышению» (Лк. 18:14). Смирение есть основание любви. Милосердие, о котором говорит притча о самарянине (Лк. 10:29–37), есть действенное проявление любви – универсальной христианской добродетели. Притча даёт пример любви к ближнему. Её урок «содержится в заключительном призыве: «Иди, и ты поступай так же». Так же, как самарянин». Милосердие выражается не только в оказании помощи ближнему, но и в других ситуациях, требующих проявления терпения к ближним, снисхождения к немощам слабых, оставления долгов, прощения неблагодарности, оскорблений, обид. Тема прощения освещена в притчах о блудном сыне (Лк. 15:11–32) и о немилосердном должнике (Мф. 18:23–35). Христос открывает Бога как милостивого Отца и благостного Царя, готового простить согрешившего человека, со стороны которого Он ждёт покаяния и прощения «от сердца своего брату своему согрешений его» (Мф. 18:35). При этом Отец Небесный проявляет долготерпение, изображённое в притче о бесплодной смоковнице (Лк. 13:6–9). Если мудрость, ставшая философией, составила основу культуры Древнего мира, то апостолы проповедовали народам ойкумены «мудрость не века сего» (1 Кор. 2:6), но Христа – «Божью силу и Божью премудрость» (1 Кор. 1:24).