В языческой религии автор «Диогнету послания» видит исключительно грубое идолопоклонство, высмеивает почитание в качестве богов бездушных изделий из «тленной материи», которое не только противоречит здравому смыслу, но и является, скорее, выражением пренебрежения и оскорбления, чем почитания. Подобным образом и в языческой философии, по мнению апологета, нет ничего, кроме «пустых и вздорных изречений», «лжи и обольщения обманщиков». Такая резко отрицательная позиция в отношении к «внешнему» любомудрию близка к позиции Татиана и Ермия. Несмотря на то что иудеи воздерживаются от идолослужения и веруют в единого Бога, признавая Его «Владыкой всего», обрядовая сторона их религии, согласно автору «Диогнету послания», сближается с язычеством: если эллины оказывают почести бесчувственным идолам, неспособным их принять, то иудеи, принося жертвы, проливая кровь животных, совершая всесожжения, полагают, что Бог, сотворивший всё, имеет в этом нужду. Суетный ритуализм, выражающийся в мелочных предписаниях относительно пищи, «суеверии о субботе», «бахвальстве обрезанием» и в других признаках «безумия», а не «благочестия», практически уравнивает в представлении автора иудаизм и язычество. Следовательно, делает вывод автор «Диогнету послания», христиане правильно поступают, удаляясь как от языческого суеверия и обольщения, так и от иудейской суетной заботливости и заносчивости. Тайна христианского богопочитания не может быть разъяснена людьми, поскольку христианам передано не некое «земное изобретение», они хранят не вымысел кого-либо из смертных, им вверено не «распоряжение человеческими тайнами», но Сам незримый Бог, Вседержитель и Творец всего, утвердил и запечатлел в их сердцах небесную Истину и Своё святое и непостижимое Слово. Отсюда следует исключительное положение христиан в мире, описание которого, выдержанное в возвышенных, поэтических сопоставлениях, представляет собой шедевр раннехристианской апологетики. Христиане не отличаются от прочих людей ни страной, ни языком, ни одеянием, однако, проживая в эллинских и варварских городах, они являют «парадоксальное устроение своего жития»: «Обитают в своём отечестве, но как пришельцы; участвуют во всём как граждане, но терпят всё как чужеземцы, всякая чужбина им отечество, и всякое отечество – чужбина... Во плоти пребывают, но не по плоти живут. На земле находятся, но на небе жительствуют (т.е. являются «гражданами неба»). Подчиняются установленным законам, но своей жизнью превосходят законы. Любят всех, но всеми преследуются. Незнаемы, но осуждаемы; умерщвляемы, но оживотворяемы. Нищенствуют, но обогащают многих; всего лишены, но во всём изобилуют». Такое «неотмирное» пребывание христиан на земле не способны понять иудеи и эллины – ненавидя христиан, они не могут объяснить причины своей вражды. Исходя из евангельского положения о том, что христиане являются «солью земли» и «светом миру» (Мф. 5:13, 14), и стремясь приблизить идеал Нагорной проповеди Спасителя к сознанию образованного эллина, автор «Диогнету послания» прибегает к широко распространённому в античной философии противопоставлению души и тела как враждебных начал, а также к понятию Души мира, которой он уподобляет христиан: «...Что в теле душа, то в мире христиане». «Душа рассеяна по всем членам тела, и христиане – по городам мира. Душа обитает в теле, но она не от тела; и христиане, хотя и обитают в мире, но они не от мира.