БОЖЕДОМКА, божедомье, божедомское место, убогие дома, скудельница –  место для погребения умерших внезапной («невольной») смертью (без покаяния и причастия) – «невольных» (или «заложных») покойников (удавленников, утопленников, замёрзших, самоубийц, странников и др.). Русские иерархи с древности настаивали на захоронении умерших без церковного напутствия в особых местах, вдали от храмов и православных кладбищ и даже в некоторых случаях запрещали их отпевать (под 1145 г. в Новгородской первой летописи записано «Утопоста два попа, и не да епископ над ними пети»). В Поучении псковскому духовенству (1416 г.) митрополит Фотий (ум. в 1431 г.) так говорит о погребении «заложных» покойников: «В пустое место в яму вложити и закопати». Это предписание основано на евангельском тексте о «селе скудельниче», которое было куплено «за цену крови» Спасителя иудейскими священниками для погребения странников (Мф. 27:6–8). Отсюда же происходит одно из названий мест погребения «невольных» покойников – скудельницы. Одновременно с церковной точкой зрения на погребение погибших внезапной или насильственной смертью существовали народные представления, в соответствии с которыми было невозможно не только похоронить «нераскаянных» грешников на обычном кладбище, но и вообще предать их тела земле. Их тела не закапывали, а забрасывали ветками либо оставляли открытыми на растерзание птицам и зверям. «Его земля не принимает», – говорили в народе, полагая, что лучший способ похоронить «заложного» покойника – это бросить тело в ров, яму или болото, где его засосёт болотная гниль. В периоды бедствий преданные ранее земле тела «заложных» покойников выкапывали и оставляли на растерзание зверям и птицам, считая, что их погребение есть причина несчастий. В XIII в. этот суеверный обычай осудил Владимирский епископ Серапион, в XVI в. – преподобный Максим Грек; это же явление описано в Правиле поповским старостам патриарха Адриана (1697 г.). Церковь боролась с такой практикой и отстаивала необходимость погребать невольных покойников в особых местах – «божьих домах» (божедомках, или скудельницах). В XVI–XVII вв. в Москве на Никольском, Ильинском и Варварском крестцах существовали особые часовни, куда для опознания складывали «невольных» покойников (эти часовни, кроме Никольской, были уничтожены по указу Синода 1722 г.). Собственно «убогие дома» (или божедомки), находились вне городов, на возвышенных местах, и представляли собой помещения типа сараев с глубокими ямами, обычно со льдом, при них существовали божедомские кладбища, иногда часовни или небольшие церкви. Не отпетые тела складывали в ямы и оставляли до седьмого четверга по Пасхе – семика (или до Покрова) для опознания или отыскания возможных родственников. В семик в божедомки посылался священник отпеть общую панихиду, а горожане приходили «провожать скудельницы», принося с собой к панихиде канун или кутью и свечи. После панихиды пришедшие засыпали яму с телами и выкапывали новую. Погребение странников и неимущих считалось на Руси подвигом милосердия. На таких общих могилах часто строили монастыри. В Новгородской первой летописи под 1390 г. записано: «Поставиша монастырь нов святаго Николу конец Люгощи улице и Чюдинцеве, на скудельницы». Преподобный Даниил Переяславский (ум. в 1540 г) также основал свой монастырь на месте захоронения нищих и странников, причём до его создания трудился над погребением таких людей: «Он же нощию исходя из монастыря... обреташе мертвыя повержены зверем на съедение... и отношаше в скудельницу, иже зовется божий дом». В Москве божедомские кладбища существовали при церкви Николы Божедомского на Рождественке (Николы в Звонарях; вторая четверть – 1590 гг.), при церкви Параскевы Пятницы близ Пречистенки (около 1535 г. – середина XVII в.), на месте Покровского монастыря (1530/1550 гг. – середина XVII в.), близ Андреевского монастыря (1547–1648 гг.) и др. Последнее божедомское кладбище в Москве («при новых убогих домах», близ Марьиной Рощи) было упразднено указом Синода в 1763 г. Неподалёку от него открыли первое общегородское кладбище с храмом во имя праведного Лазаря, получавшее от властей деньги на погребение неимущих и таким образом ставшее преемником кладбища «на убогих домах».