Следовательно, эпистемологические препятствия порождаются любым некритически усвоенным или утратившим критичность по отношению к своим основаниям, возможностям, границам знания: «Сегодня над всем главенствует идеал ограничения: знание, данное без точных определяющих себя условий, не является научным знанием». Исходя из этих установок, Башляр и предлагает новую версию концепции эпистемологических профилей, в основу которой кладет принципы: 1. нелинейности и плюральности («полифонизма») форм конституирования «научного духа», признавая при этом их различный «удельный вес» в целостности (по)знания конкретной эпохи; 2. открытости, динамичности и диалектичности взаимоотношений между формами конституирования «научного духа» (их «удельные веса» изменчивы по отношению к логике нелинейного возрастания рациональности); 3. дополнительности (дуальности, полюсности) взаимоотношений методологических и философских позиций (и построенных на их основании онтологий), положенных в основание форм конструирования «научного духа». Дополнительные по отношению к своим «элементам» пары могут быть сведены к двум дихотомиям: 1. рационализм – эмпиризм (частный случай: теория – опыт); 2. реализм – номинализм. Замена «стадиальности» на «нелинейность» в концепции эпистемологического профиля потребовала от Башляра уточнения оснований собственной эпистемологии, прежде всего, вопроса о соотношении ее логической и исторической компонент. Первый кардинальный вывод, последовавший из этой рефлексии, – невозможность философии науки как анализа единой логики и методологии науки. Методологий, логик, форм конституирования знания больше, чем одна, следовательно, согласно Башляру, не может быть единой «философии науки» (но могут быть ее различные версии). Второй вывод был связан с развитием тезиса о примате логического над историческим. Историк описывает плохо понятый эпохой факт как факт, эпистемолог – как препятствие в (по)знании. Историк рассматривает историю человеческих заблуждений и глупостей (хотя предпочитает говорить о достижениях), эпистемолог видит в них «тупики», в которые попал «научный дух», и «точки» возможного прорыва к иным принципам организации «научного духа». С точки зрения Башляра, саму науку можно трактовать как вышедшую из ошибки в магии, срыва в мифе, ляпсуса в ритуале, прокола в воображении. Различие между историком науки и эпистемологом двойственно: 1. они, дополняя друг друга, работают на разных уровнях знания (у эпистемолога – уровень «второй производной»); 2. они занимают разные рефлексивные позиции (историк мыслит из прошлого, эпистемолог – из настоящего). Эпистемолог занимает позицию «антиисторицистского историцизма», он простраивает историю науки «в обратном направлении», судит об истории исходя из современной нормативности знания. В этом смысле его позиция всегда: 1. есть позиция «школьная», а следовательно, и «надзирающая» (за принятой нормой «научности» и за «творческим воображением»); 2. есть позиция, подлежащая последующему разрушению («деконструкции») как позиция своей «школьности» и своего времени (в этом смысле можно говорить об «устаревшей истории»); 3. есть позиция «модернизма» и «модернизирующего понимания» (исходя из примата современности над прошлым – она его будущее, эпистемолог (ре)конструирует прошлое). В итоге Башляр создает концепцию «рекурсивной истории» (историю становления эпистемологических профилей через эпистемологические разрывы и преодоление эпистемологических препятствий в «эпистемологических актах») как основание понимания современной эпистемологии, но из нее же и построенной. В этом отношении (но только в этом, т.к. (по)знание имеет еще и «прикладную» часть) история (по)знания равна самому (по)знанию (1), в историю попадают только те эпистемологические акты, которые репрезентируют прошлое, актуальное для современной науки (2). Сами эпистемологические акты следует трактовать как «события разума»: 1. либо заставляющие реконструировать опыт; 2. либо изменяющие содержание понятий; 3. либо ведущие к совершенствованию экспериментальной техники; 4. либо осуществляющие теоретические сдвиги; 5. либо обнаруживающие эпистемологические препятствия и диагностирующие эпистемологический разрыв.