В качестве дополнительных форм аскезы служили столпничество, ношение вериг и влясяницы, самобичевание, молчальничество, пустынножительство, непрестанные молитвенные бдения, юродство, исихия, круглогодичное хождение босиком и т.д. По всем этим признакам в аскетизме видно начало монашества. Не занимая в клире должностей, аскеты составляли особый класс верных (больше других) простых людей. Аскеты вызывали уважение окружающих тем, что показывали пример преодоления естественных потребностей, пример победы духа над плотью. Церковные писатели оставили имена многих прославившихся в свое время аскетов. Среди удостоившихся страданий: святые мученики Лукиан, Петр Палестинский, Памфил, Селевкий, Иустин, Иоанн Египетский, Сульпиций Север, Паулин, Элиодор, Непоциан, Пиниан. А также отцы церкви: Василий Великий, Григорий Богослов (Назианзин), Иоанн Златоуст, Амфилохий Понтийский, Афанасий Великий Александрийский, Антоний Великий, Мартин Турский. Однако в христианстве отсутствует идея преднамеренного стяжания сверхъестественного аскетического могущества, потому что аскеза не самоцель, а лишь средство к достижению гармонии тела и духа. Смысл аскезы состоит как раз в том, чтобы подчинить свои желания контролю, достичь истинной свободы – «стяжать дух Святой», как говорили отцы церкви. Церковь во все времена предупреждала об опасностях чрезмерной аскезы. В частности, своеволие при принятии обета (без благословения духовника) расценивается церковью как грех гордыни. Следует также различать аскетизм и самоистязание, которые недопустимы из уважения к жизни человека, к его телу как обиталищу духа и душе как обиталищу Бога. В истории христианства аскетический идеал и пути к его достижению менялись. Средневековый аскетизм предполагал принесение в жертву земного ради небесного, сдержанность всех проявлений земной жизни, сведение к минимуму всех земных целей и забот, уменьшение роли человеческой плоти в жизни человека, сдержанность при изображении земной жизни, ее богатства и многообразия в искусстве, а также постоянное выявление и культивирование того, что является свидетельством иной, более возвышенной духовной жизни. Так, Августин Блаженный говорил, что влечения к наслаждению пищей и вином, запахами, звуками, красками и формами («похоти плоти») опасны, однако не вообще, а лишь когда они становятся самоцелью и превращаются в самостоятельный источник наслаждения. Прекрасны произведения человеческих рук, но только в той мере, в какой в них присутствуют следы идеальной красоты, заключенной в Боге. Поэтому художественные образы говорили больше о жизни потусторонней, чем земной, о той жизни, где нет пространства и времени. В частности, именно так и надо воспринимать иконы. Они так написаны не потому, что художники иначе рисовать на умели, а потому, что изображают не этот суетный мир, а запредельный. Считалось также, что искушение суетным знанием даже более опасно, чем плотские вожделения. Отсюда пренебрежение знанием и абсолютизация веры. Утверждалось, что страсть к исследованию окружающего мира («похоть очей»), жадное любопытство, рядящееся в одежду познания и науки, не может быть одобрено, если оно не служит религиозным целям и не сочетается с верой в Бога. Презрение к земному миру, предполагаемое аскетизмом, не означает, однако, тотальной неприязни к нему и тем более ненависти. Человек может и должен любить свое тело, но не ради него самого, а ради здоровья. Но и заботиться о своем здоровье он должен не ради самого здоровья, а ради того, чтобы телесные недуги не мешали ему совершенствовать свою душу и делать добрые дела. И душу свою он должен любить не ради нее самой, а ради блага, в ней заключенного, которое, по Августину, есть Бог. Философы Г. Эйкен, Л. Шестов и др. утверждают, что средневековый аскетизм, требовавший направленности всех помыслов к высшему благу и презрения ко всему, что мешает такой направленности, вовсе не был мрачной, отсекающей все земные радости доктриной, как это иногда представляется. Другое дело, что в крайних своих проявлениях, у особенно ревностных своих последователей аскетизм мог доходить до умерщвления плоти и отрицания всякой ценности земной красоты. Но и «нормальный» аскетизм, требовавший презрения к земной жизни ради жизни небесной, распространялся не только на искушения плоти или неумеренную любознательность, но и на благие дела. Сдержанность, диктовавшаяся им, касалась всех сторон земной жизни, всех видов человеческой деятельности. Протестанты выработали понятие мирской аскезы – скромной, нерасточительной жизни: человек зарабатывает своим трудом и копит деньги не для того, чтобы их бездумно тратить на развлечения. См. также АСКЕТИЗМ МИРСКОЙ.