АПОФАТИЧЕСКОЕ БОГОСЛОВИЕ - Страница 8

 

Этот бег становится бесконечным, и в этом бесконечном раскрытии души, в котором любовь непрестанно восполняется и возобновляется, в этих «началах начал» Григорий Нисский и видит христианское понятие блаженства. Если бы человек знал природу Бога, он сам был бы Богом. Соединение же твари с Творцом есть тот бесконечный полет, в котором, чем больше переполнена душа, тем блаженнее ощущает она это расстояние между ней и Божественной сущностью. Расстояние, непрестанно сокращающееся и всегда бесконечное, вызывает любовь и делает ее возможной. Бог нас зовет, и мы объяты этим зовом, Его одновременно открывающим и скрывающим. И мы не можем Его достичь иначе, чем лишь именно в этой с Ним связанности, а чтобы связь эта существовала, Бог в Своей сущности всегда должен оставаться для нас недосягаемым. В духовном восхождении все больше и больше достоверным образом открывается абсолютная непознаваемость Божественной природы. Все больше и больше устремляясь к ней, душа непрестанно растет, выходит из себя, превосходя себя, в жажде большего. Так восхождение становится бесконечным, желание – неутолимым. Обращается к образу Моисея и Григорий Богослов: «Я шел вперед с тем, чтобы познать Бога. Поэтому я отделился от материи и от всего плотского, я собрался, насколько смог, в самом себе и поднялся на вершину горы. Но когда я открыл глаза, то смог увидеть задняя Божия, и это было покрыто камнем, т.е. человечеством Слова, воплотившегося ради нашего спасения. Я не мог созерцать всечистую Первоприроду, познаваемую только Ею Самой, т.е. Святой Троицей. Ибо я не могу созерцать то, что находится за первой завесой, сокрытое херувимами, но только то, что нисходит к нам, – Божественное великолепие, видимое в тварях». Божественная природа для Григория Богослова есть море сущности, неопределенное и бесконечное, простирающееся за пределы всякого понятия о времени и природе. Если наш ум попытается создать слабый образ Божий, созерцая Его не в Нем Самом, но в том, что Его окружает, то этот образ ускользает от нас прежде, чем мы попытаемся его уловить, озаряя высшие способности нашего ума, как молния, ослепляющая взоры. И в «Ареопагитиках» путь апофатического богопознания уподобляется восхождению Моисея на Синай в сретение Богу. Путь «отрешений» от всего сущего, приводящий к Божественному мраку, сравнивается здесь с искусством ваятеля, который, удаляя все, что скрывает статую в глыбе материала, обнаруживает ее сокровенную красоту. Путь отрешений должен быть восхождением от низшего к высшему. Это – аскетический путь, который начинается очищением. Он есть «единовидное собирание» или сосредоточение, «вхождение в самого себя», отвлечение от всякого познания, от всех образов, чувственных и умственных. Это апофатическое незнание есть не отсутствие знания, но совершенное знание, несоизмеримое со всяким частичным познанием. Бог познается не издали, не через размышление о Нем, но через непостижимое с Ним соединение, что возможно только через исхождение за все пределы, через «исступление». И это означает вступление в священный мрак, во «мрак неведения», во «мрак молчания». Это «исхождение» есть истинное познание, но познание без слов и понятий и потому несообщимое познание, доступное только тому, кто его достиг и имеет, – и даже для него самого доступное не вполне, ибо и самому себе описать его никто не может. Это – область, в которой бездействует размышление, и душа касается Бога, осязает Божество. Нужно подниматься все выше и выше, миновать все священные вершины, покинуть все небесные звуки, светы и слова – и войти в «таинственный мрак незнания», где истинно обитает Тот, Кто выше и вне всего.

 



 
PR-CY.ru