Ни одно из этих речений, взятое в отдельности, не дает понятия о Боге; все же вместе сказывают о Нем как о Вседержителе. Вещи познаются или по их собственной природе, или по взаимным отношениям их между собой; к Богу же ничто из этого неприменимо. Не может быть Он также открыт и доказательствами, потому что они основываются на началах предшествующих и понятиях высших, но ничто не может существовать ранее Существа несотворенного. Для постижения Существа неисследимого ничего не остается, следовательно, кроме собственной Его благодати и откровения Его чрез посредство пребывающего в Его недрах Логоса». Признание непознаваемости Божества, таким образом, приводит Климента Александрийского к утверждению Откровения как единственного источника положительного знания о Божестве. По Оригену, Бог прост и не допускает в Себе никакой сложности и есть единство и единичность. Но природа Бога непостижима, и сила человеческого ума, хотя бы это был самый чистейший и святейший ум, не в силах понять его: «Даже и в том случае, если бы мы получили возможность знать или понимать что-либо о Боге, мы все равно, по необходимости, должны верить, что Он несравненно лучше того, что мы узнали о Нем». Но именно интеллектуализм Оригена не позволял ему придерживаться до конца апофатической позиции о совершенной непознаваемости Бога. Он считает Бога не абсолютно трансцендентным твари (и в этом Ориген соглашается с Плотином), а лишь совершенно простым началом: «Бога не должно считать каким-нибудь телом или пребывающим в теле, но – простой духовной природой, не допускающей в Себе никакой сложности. Он не имеет в Себе ничего большего или низшего, но есть (с какой угодно стороны) Монада и, так сказать, Единство». Таким образом, апофатическое богословие Оригена сводится к отрицанию в Боге всего, что относится к материи и множественности, а чтобы познать Его в абсолютной простоте, надо исключить всякую сложность, – «чистейший Дух», «умную Природу», Монаду или Единицу. В этом Ориген близок к учениям Плотина и его школы о познании абсолютного Единства. Апофатическое богословие, характерное для святых отцов православной церкви, принципиально отличается не только от апофатических приемов греческой философской мысли, но и от использования апофатизма в последующей христианской традиции Запада. У них апофатизм указывает на абсолютную невыразимость и неопределимость Бога, философский же апофатизм – на отсутствие определения, неопределенность как состояние потенциальности, невыявленности, а не как на принципиальную неопределимость. От безусловного «нет» отрицательного богословия отцов церкви нет никакого логического перехода к какому бы то ни было «да» положительного учения о Боге и мире: здесь противоположность не диалектическая, но антиномическая (антиномия – логически невозможное соединение двух противоречащих друг другу высказываний относительно одного и того же предмета мысли). В философской же платонической традиции и западном богословии антиномия подменяется диалектическим противоречием. Трансцендентность Бога сотворенному Им миру рассматривается отцами церкви не как философская предпосылка, а как факт веры, факт Откровения. Речь здесь идет не столько об отрицании того или иного определения, сколько о его отсутствии, о невозможности выражения невыразимого, пределе не только для понятия, но и вообще для мысли и для сознания.