Для будущей гармонии «я» к мудрости, накопленной в результате прошлых эпох в космосе, должна присоединиться новая сила – сила любви. Таким образом, истоки для духовного развития в будущем необходимо искать в прошлом. «Религия древних есть религия будущего. Еще несколько столетий, и не останется никаких сектантских верований ни в одной из великих религий человечества. Брахманизм и Буддизм, Христианство и Магометанство – все исчезнут перед мощным натиском фактов», – пишет Е.П. Блаватская. В своем стремлении объединить все религии в одну теософия (а вместе с тем и антропософия) перечеркивает все догматы христианской церкви, отсекая все, что так или иначе не вписывается в их систему. У Е.П. Блаватской видна особенная неприязнь к христианству, возможно, из-за того, что оно дает спасение всем людям, тогда как теософская система не предлагает ничего. «Дьявол есть гений – покровитель богословского христианства. Настолько святым и почитаемым является его имя по современным понятиям, что считается неблаговоспитанностью его произнесение. Точно так же в древние времена было незаконно произносить священные имена или пользоваться языком мистерий». Человеческое сознание (по Штайнеру) проходит ряд этапов, прежде чем дойти до наиболее совершенной формы верования. Таким образом, подтверждается сугубо теософская мысль о синкретизме всех религий. Хотя сущностное ядро антропософской науки о духе составляет медитативная самоуглубленность мышления, ей чуждо умозрение самодовлеюще-теоретического характера. Антропософия не доктринальна, а импульсивна; ее абсолютная ориентированность на познание не покоится в себе, а имеет целью деятельную регенерацию омертвелых зон культуры. Сама культура в этом понимании всегда современна. Сводить ее к традиции, видеть в традиции гарантию ее бытия недопустимо уже хотя бы потому, что не культура живет в традиции, а традиция существует милостью культуры. Реальность антропософски мыслимого (скажем, на материале истории) духа дана не в автоматизме воспроизведения, а исключительно продуктивно. Дух есть всегда только присутствие духа, некая непрекращающаяся его «эврика». Поэтому (в строго антропософском смысле) и традиции можно следовать не иначе, как заведомо творя ее, т.е. беря ее не в посмертных масках былого, а в осовременивании ее энергией. Это достигается, по Штайнеру, путем выработки сверхчувственных органов восприятия и через перенесение в жизненную практику познаний, почерпнутых из духовно-научных исследований. Таким образом, антропософия, по сути своей, деисторична. Упоминания о Боге в ней часто заменяется понятиями «творческая сила», «творческий архетип», «первичный дух». Она не связана с какой-либо конкретной религией и представляет собой соединение идей гностицизма, манихейства, восточных культов и христианства. Существует целый ряд инициированных Р. Штайнером научно-прикладных дисциплин, от антропософской педагогики, фармакологии и медицины до биодинамического сельского хозяйства и новых форм искусства (эвритмия). Впечатляют также импульсы, данные им представителям различных традиционных специальностей (от физики и архитектуры до политической экономии и актерского мастерства). Подобная практика познания, возникающего каждый раз заново из сиюминутности случая (и обозначенного однажды Р. Штайнером как «творение из ничего»), чрезвычайно затрудняет восприятие антропософии со стороны как традиционного оккультизма, так и традиционной науки.