АНТРОПОСОФИЯ - Страница 13

Традиционные религии относились и относятся к антропософии отрицательно, поскольку она ставит своей целью выработку у человека чувства единства с Целостностью, со Вселенной, со всеми бытиями вплоть до растворения в них собственного «Я». Основополагающими принципами при этом должны быть: 1) братское сотрудничество всех членов общества на основе единого духовного элемента, присущего всем независимо от религиозных различий, национальности, социального положения, пола; 2) изучение сверхчувственной действительности, скрытой за обыденными чувствами; 3) постижение сущности истины, которая содержится по крупицам в разнообразных учениях народов. Академическая философия предпочла предметному разговору враждебное молчание, что свидетельствует не только об академических нравах, но и косвенно сигнализирует беспрецедентность замалчиваемого, поскольку речь идет не о (пусть сколь угодно остроумной) философии, а о единственной в своем роде субстанции мышления, имманентно и эмпирически осмысливающей исконно запретные философские зоны. Последнее, до чего поднимается философия, – это признание теоретической непротиворечивости названной субстанции. Это «последнее» слово философии есть «первое» слово антропософии, условие которой не теоретическая допустимость познания сверхчувственного, а его фактическая (т.е. личностная) данность: «Весь мир, кроме человека, есть загадка, доподлинная мировая загадка, сам человек есть ее разрешение». В этой формуле, при условии, что она понимается не априорно, а эмпирически, лежит возможность и действительность антропософии. То, что после Гете и Фихте западная философия находилась в повышенной зоне риска, с этим можно было еще кое-как справиться. Хотя познание и способно было (по-гетевски) осознать себя как «самый совершенный член в организме вселенной», хотя оно (по-фихтевски) и заставляло мир обращаться к себе на «Я», эта опасная комбинация могла быть все же нейтрализована через идентификацию «Я» с «трансцендентальным Субъектом» (этим философским инкогнито Бога теизма). Реплика Штайнера из одного программного сочинения 1899 г. (она настолько ужаснула даже антропософских издателей, что была опущена в издании 1939 г.) дает понять, как переходятся философские Рубиконы: «После сказанного представляется почти излишним напомнить о том, что под «Я» может подразумеваться воплощенное, реальное «Я» единичного человека, а не какое-то общее и извлеченное из него «Я»». Эта реплика проливает свет на вопрос, резонирующий во всем пространстве западной философии, от Парменида до Сартра, вопрос о совместимости эссенции и экзистенции. Выясняется, что этот вопрос оттого и застревал в апоретике, что ставился однобоко эссенциально: с учетом мыслей мыслителя и за вычетом его как человека. Наличие человека (не понятия «человек», а его физически-духовной единичной самоданности) никогда по существу не тревожило философов и сводилось в их мысленных конструкциях как бы к коэффициенту логического сопротивления. Когда к середине XIX в. Макс Штирнер («самый свободный мыслитель, какого только породило современное человечество») предпринял скандальную попытку заставить весь языческо-христианский тезаурус кружиться вокруг не фихтевски-трансцендентального, а своего личного «Я», он был аттестован как сумасшедший, а его книга так и осталась некой черной дырой в дискурсивно пересыщенной атмосфере философской истории Запада.

 



 
PR-CY.ru