Поздняя канонизация Андрея Боголюбского была причиной того, что и древние иконописные подлинники обошли молчанием образ владимирского князя; поздний же подлинник дает вполне отвлеченное описание, которое не только не дает лица Боголюбского, от которого остались лишь борода да прическа, но и весь его убор насквозь фальшив и нереален. Любопытно, что первое официальное изображение Андрея как «святого» появилось в пышной фресковой росписи Успенского собора Княгинина монастыря во Владимире, исполненной по повелению патриарха Иосифа (1642–1652 гг.) в середине XVII в., т.е. почти за полвека до официальной канонизации. Вторым его ранним изображением является шитая пелена конца XVII – начала XVIII в., приписываемая царевне Софье Алексеевне (хранится во Владимирском музее). Но и здесь Андрей так же безличен: простое суховатое лицо, опущенное черной бородой, лишено каких-либо индивидуальных черт. Таким же его изображали владимирские иконописцы, делавшие во времена Екатерины II пышный иконостас Успенского собора во Владимире. Столь же произволен и портрет Андрея, данный в «Истории» Татищева: «Ростом был не велик, но широк и силен вельми; власы черные, кудрявы, лоб высокий; очи великие и светлые». От подобных общих характеристик мало отличается возданный В.М. Васнецовым образ Андрея Боголюбского во Владимирском соборе в Киеве – это «русский витязь» в театрально-декоративном воинском уборе, воин с лицом будущего «мученика». В 1934 г. погребение  Андрея Боголюбского было обследовано и идентифицировано археологами и антропологами; по черепу найденному в захоронении, скульптору и антропологу М.М. Герасимову удалось воссоздать уникальный скульптурный портрет князя. Этот портрет вызвал горячие возражения, сомнения и споры, не прекращающиеся и теперь: слишком неожиданным был в своей человеческой конкретности образ «владимирского самовластца». Он резко расходился с тем смутно рисовавшимся воображению обликом русского князя, крупнейшего строителя жизни великорусского центра, который владел мыслями. Однако образ Андрея Боголюбского, созданный М.М. Герасимовым, очень правдив. Из смешения русской, греческой, англосаксонской и половецкой крови его ближайших предков возобладала кровь матери-половчанки. Отсюда столь неожиданные, но естественные монгольские черты: скуластое лицо, припухшие веки глаз, упрямо выдвинутый подбородок. Рентгенологическое исследование шейных позвонков показало, что от какой-то болезни они срослись; поэтому голова самовластного и вспыльчивого князя была как бы заносчиво поднятой, смотревшей на окружающих свысока и надменно. Внешне и внутренне Боголюбский менее всего подходил под понятие «святого» князя, «мощи» которого покоились под парчовым покровом во владимирском Успенском соборе. Личность и личный вклад Боголюбского в истории Руси не привлекали особого внимания новейших историков. Его оценка и характеристика давались лишь по ходу общих обзоров русского средневековья, в которых выработался столь же общий взгляд на Андрея лишь как на яркую фигуру начавшейся в XII в. борьбы за сильную великокняжескую власть. Возрастающий за последние годы интерес к судьбам Древней Руси и ее культуры вместе со стремлением увидеть наше прошлое в сопоставлении с историей западноевропейского средневековья привел к выводам о близости истории Владимирской земли эпохи Боголюбского к той поре в истории Запада, когда складывался союз королевской власти и горожан, враждебный стихии феодального распада. Одним из самых неутомимых и убежденных исследователей и защитников отечественной культуры русского средневековья был Н.Н. Воронин, чья книга «Андрей Боголюбский» (М.: Водолей Publishers, 2007) достаточно полно раскрывает данную тему. Память Андрея Боголюбского празднуется 4 июля, в день перенесения тела из Боголюбова во Владимир для погребения, и 23 июня вместе с собором Владимирских святых.