Чтобы подчеркнуть пагубность брачной жизни, Иероним очень едко высмеивал нравственную распущенность и религиозное лицемерие современного ему римско-христианского общества, в том числе духовенства. Никто из женщин и девушек, входивших в его кружок, не вышел замуж, а их огромное богатство пошло на благотворительные цели (возможно, в пользу Церкви), что вызвало раздражение римского общества. Письмо «О сохранении девства» восстановило против него буквально всех римских христиан, тем более что сам Иероним вызывал ненависть к себе еще и своим высокомерным и даже склочным характером.

Вскоре Иероним с негодованием навсегда покинул Рим и снова уехал на Восток. Вслед за ним отправилась и одна из знатных римских матрон Павла, оставив в Риме маленького сына. Их совместное путешествие было обстоятельным и неторопливым: они посетили все места, связанные с Христом, повторив весь его путь. Некогда цветущая Палестина уже тогда постепенно превращалась в пустыню. Иероним писал: «Едва малые следы руин различаем на месте сильных некогда городов…» Это могло быть связано с изменением климата, поскольку поменялась «роза ветров», а также с общим упадком торговли на Востоке. Из Палестины они отправились в Александрию, посетили Нитрийскую пустынь – место подвигов первых египетских христиан.

Последние 34 года Иероним провел в Палестине, где руководил комплексом монастырей, созданных им самим, Павлой и сопровождавшими ее девственницами, преподавал классическую литературу в монастырской школе. Непоследовательный, но очень впечатлительный человек и мыслитель, Иероним метался между восторгом перед древней культурой и ее отрицанием во имя христианской веры. Пустынник, истребляющий в себе мирские помыслы и одновременно изучающий разглагольствования римского комедиографа о вине, женщинах и плутнях, – это культурно-исторический образ, полный значения; без него не может быть понято средневековое восприятие античной культуры.

В своем знаменитом рассказе о сновидении Иероним пишет, как грозный Судия сказал ему с укором: «Ты цицеронианец, а не христианин!» Здесь также намечена типичная средневековая коллизия, повторившаяся в судьбе Алкуина, строго осудившего себя за чрезмерную любовь к стихам Вергилия, и во многих иных судьбах. Но если бы, однако, Иероним не принял на себя этого внутреннего конфликта, он не смог бы выполнить своего главного дела – перевода Библии на латинский язык. Для этого дела (не только идеологического, но и литературного) нужен был человек, соединивший в себе христианский интерес к Библии и филологическое проникновение в чужую языковую сферу с тонким чувством языка, воспитанным на античных латинских авторах. Почти все книги были переведены им с еврейских подлинников, и стиль перевода Иеронима сохраняет специфический строй древнееврейской поэзии едва ли не вернее, чем перевод Септуагинты. Однако при своем появлении новый перевод вызвал бурные споры, так как многие из погрешностей прежнего перевода, исправленные Иеронимом, уже глубоко укоренились в церковной практике и вошли в привычку. Даже сама попытка делать какие-либо исправления в переводе Септуагинты считались дерзким нечестием.

 



 
PR-CY.ru