Августин прилежно выслушивал его проповеди, но не ради их содержания: его интересовало, соответствует ли красноречие Амвросия его славе. Но постепенно ему стало казаться, что мысли Амвросия вполне доказуемы и вполне могли защитить православную веру от нападок манихеев, что прежде ему казалось немыслимым. Особенно произвели на него впечатление очень удачные толкования некоторых загадочных стихов из Ветхого Завета, и он стал укорять себя за то, что «некогда так легкомысленно поверил хулителям Закона». Августин вновь начал внимательно и вдумчиво изучать Священное Писание, и природа зла, которая по-прежнему оставалась для него главной проблемой, стала постепенно проясняться. «И тут я понял, – вспоминал он, – что только доброе может становиться хуже. Действительно, абсолютное добро не может претерпевать изменений, вообще же доброму некуда ухудшаться. Ухудшение наносит вред, ибо умаляет доброе в добром… Если доброе совсем лишится добра, оно исчезнет… и его не станет. Но пока оно есть, оно есть как доброе, и потому все, что есть – благо…» Бог сотворил все добрым, и в мире нет ничего, что не было бы сотворено Богом. И нет зла не только для Бога, но для всего сотворенного, ибо нет ничего, что пришло бы извне и нарушило установленный Богом порядок. Обычно злом полагают что-то одно, взятое само по себе, что не согласуется с чем-то другим. Однако если оно согласуется с чем-то третьим, то значит там оно уже не зло, а добро. Так Августин разрешил для себя один из самых мучительных вопросов. После этого он по-новому взглянул на христианство. «Я жадно ухватился за Книги, продиктованные Духом Твоим, – пишет он в своей «Исповеди», – и прежде всего за Послания апостола Павла. Исчезли все недоразумения, бывшие у меня прежде, когда многое у него казалось мне противоречивым…» Поворотным моментом в становлении Августина в качестве христианина выступило чтение им Послания апостола Павла к Римлянам, окончательно склонившее его к принятию нового вероучения.

В 387 г. Августин принимает крещение и навсегда оставляет Италию с твердым намерением начать новую жизнь. Победив в себе страсти, которые обуревали его в юности, он решил всецело посвятить себя служению высшему человеческому идеалу, который (в полном соответствии с учением Платона) он видел тогда в том, чтобы путем отречения от земных благ подняться до созерцания высшего или абсолютного блага, тождественного истине и красоте, а также Богу и Логосу. От отца Августину досталось небольшое имение в Тагасте, где он прожил в тишине и уединении три года. Постепенно его увлечение неоплатонизмом прошло, зато он все более проникался аскетическим духом христианского учения. Слова Христа: «Если хочешь быть совершенным, поди, продай имение твое и раздай нищим… и приходи, и следуй за Мной», – все больше волновали его. Наконец, он продал принадлежавшую ему часть отцовского имения, отдал вырученные деньги тагестской Церкви и нищим отправился в Гиппон, куда его настоятельно приглашал один богатый друг.

В то время он еще не помышлял о священническом сане. Но случилось так, что епископ Гиппона Валерий, грек по происхождению и уже пожилой человек, тяготился своей обязанностью говорить проповеди народу. Приезд Августина подал ему мысль привлечь на службу Церкви бывшего учителя риторики, красноречие, благочестие и ученость которого были уже известны в Африке.