Павел не истолковывает Богосыновство как бытие в Боге; это объясняется, в конечном счете, тем, что для него это Богосыновство есть нечто, относящееся к будущему. Бытие в Боге невозможно для Павла до тех пор, пока ангельские силы еще обладают какой-либо властью над человеком. Когда в мессианском Царстве Христос упразднит эту власть и как последнего врага истребит смерть, тогда и Он сам возвратит Богу свою, теперь уже лишнюю, власть. Лишь тогда наступит бытие в Боге.

Мистика бытия в Боге у апостола Павла не единовременна с мистикой бытия во Христе. Первая не существует рядом со второй и не выводима из нее. Они сменяют друг друга во времени: мистика бытия во Христе существует до тех пор, пока не станет возможной мистика бытия в Боге. Таким образом, мистика апостола Павла не является сразу и вместе с тем мистикой бытия в Боге. Это объясняется именно тем, что эта мистика является частью эсхатологического мировоззрения.

Мистика бытия во Христе у апостола Павла носит исключительно реалистический характер. Бытие во Христе мыслится не статически, как причастность духовной сущности Христа, но как реальное сопереживаниe его смерти и воскресения. Простое и естественное понятие «возрождение, рождение заново» Павел оставляет без внимания; он обращается к совсем иному представлению об уже пережитом воскресении.

Это тем более удивительно, что в мистике эллинистических мистериальных религий и в Посланиях апостола Иоанна новообретенное состояние сплошь и рядом обозначается как возрождение. Это восходящее к образам зачатия и рождения понятие господствует и в герметических текстах, и в сфере эллинистически-восточного мистериально-религиозного благочестия, и в культе Митры. Оно само по себе столь естественно и столь привычно для греческой мысли, что прокладывает себе дорогу даже там, где, собственно, миф и мистериальные действия требовали бы образов смерти и воскресения. Если в эллинистических мистериальных религиях мистика воскресения переплетается с мистикой возрождения, то апостол Павел – исключительный представитель мистики воскресения. Возникающее благодаря единству с умершим и воскресшим Христом обновление бытия с логической последовательностью называется у него воскресением, и только так. Умирание и воскресение со Христом для него не символическое обозначение чего-то, что может быть выражено также и другими символами, но прямая реальность. Поскольку вся его мысль определяется эсхатологическим ожиданием, для идеи возрождения она закрыта.

С реализмом мистики апостола Павла и ее неэллинистическим характером связано и то, что ему чуждо представление об обожении. Господствующая в герметических писаниях мысль предполагает, что заново рожденный становится Богом. Также и в митраических мистериях небесного странничества и в мистериях Изиды заново рожденный переживает обожение, и ему даже поклоняются как Богу. Это представление обусловлено тем, что в эллинистической мистике господствует идея символа. Благодаря тому, что посвященный символически переживает вслед за божеством, он сам некоторым образом становится тем же, что и божество. Но Павел мыслит реалистически: верующий у него переживает умирание и воскресение со Христом фактически, а не как иносказательное повторение; не становится он и тем же, что Христос. Апостол Павел просто утверждает, что верующий обладает общностью со Христом и таким образом разделяет пережитое Им.