Первым преследованием христианина (точнее, христианки) со стороны римских властей признано обвинение знатной матроны Помпонии Грецины, супруги консулара Плавтия, «в чужеземном суеверии», под которым вряд ли можно разуметь какое-либо другое кроме христианского. По римскому обычаю, она была передана для домашнего суда своему супругу, с привлечением совета родственников, и тот ее оправдал. Самым громким делом в этом отношении было так называемое «Нероновое гонение» в 64 г. н.э. Вот что пишет об этом римский историк Тацит: «Нерон подыскал виновных и подверг тягчайшим мукам людей, ненавидимых за их мерзости, которых чернь называла хрестианами… Подавленное на некоторое время, это зловредное суеверие распространилось опять, и не только в Иудее, где возникло это зло, но и в самом Риме, куда отовсюду стекаются гнусности и бесстыдства, и где они процветают. Итак, сначала были приведены к ответу те, которые покаялись, затем по указанию их великое множество других, не столько по обвинению в поджоге, сколько уличенные в ненависти к роду человеческому».

В отношении к христианству римского общества надо различать две точки зрения: точку зрения простонародья и точку зрения образованных людей. Антагонизм между христианством как религией страждущих и античностью как культом силы, здоровья и красоты имеет своим основанием одно только верхнее течение в античном обществе; простонародья он не касается, оно было принципиально, хотя и не сознательно предрасположено к христианству. Враждебность простого населения к христианству была основана отчасти на преходящих факторах, отчасти на недоразумениях. Обвинения простого народа против христиан, не раз приводившие к погромам, сводились главным образом к обвинениям в атеизме, ненависти к человеческому роду, «фиестовским» пиршествам и «эдиповским» совокуплениям.

Обвинения в ненависти к человеческому роду имело в своем основании, во-первых, обособление христиан от язычников в тех собраниях и увеселениях, которые примыкали так или иначе к культу, и их большей частью строгое воздержание от употребления в пищу жертвенного мяса. Во-вторых, и особенно, их радостное ожидание близкой кончины мира и естественно вызываемое им ликование по поводу катастроф, считавшихся ее предвестниками. Характерно, что обвинение в ненависти к человеческому роду раздалось впервые во время пожара Рима при Нероне, в самый разгар эсхатологических надежд. В-третьих, явно проповедовавшееся христианами убеждение, что весь мир, кроме облагодетельствованных крещением, лежит во зле и подлежит вечной каре.

Обвинение в фиестовских пиршествах и эдиповских совокуплениях (по мифологии, Фиест был угощен мясом собственных детей, Эдип же сочетался браком с матерью) часто раздавалось в древности (да и не только в древности) против сект, не допускающих посторонних людей к своим священнодействиям. По отношению к христианству оно находило себе пищу в грубом толковании таинства евхаристии и обычая вечери любви.

Реальной подкладкой для обвинения в атеизме был отказ христиан поклоняться языческим богам, который у многих принимал форму вызывающего пренебрежения к ним. При гражданском характере античной религии уважение к родным богам было залогом преуспеяния всей общины; за проступки отдельных лиц божество карало всю общину. Присутствие христиан в общине должно было внушать ее гражданам-язычникам сильнейшую тревогу; при всякой катастрофе, казавшейся последствием божьего гнева, виновниками считались христиане, последствием был погром.

Что же касается образованного общества, то оно отчасти повторяет обвинения простонародья, которому было в значительной степени обязано своими сведениями; но его собственная точка зрения – другая.

 



 
PR-CY.ru