2. Боги и герои гомеровского эпоса.

Характерно, что у греков на протяжении всей античности не было ни священных книг, ни богословия, ни религиозно-нравственных заповедей, не существовало канонов, предписывающих придерживаться каких-либо раз и навсегда данных представлений о происхождении и даже функциях многочисленных богов. Жрецы не составляли здесь могущественной корпорации, а были только совершателями ритуалов, произносителями заклятий и устроителями жертвоприношений. Поэтому многие религиозные представления греков были оформлены не жрецами, а поэтами – прежде всего Гомером и Гесиодом. Геродот впоследствии писал, что до Гомера греки не имели ясного представления о богах, их жизни, отношениях и сферах деятельности. Рисуя богов, Гомер в качестве образца для них брал людей. Поэтому гомеровские боги не несли в себе фактически ничего сверхчеловеческого: они не были подлинно духовными сущностями, так как обладали телом, пусть особым, исполинским, но все же телом. Боги в представлении греков были жадными, завистливыми, коварными, ревнивыми и мелочными. Единственное принципиальное отличие богов-олимпийцев от людей заключалось в их бессмертии, но и оно было не изначально присуще их природе, а поддерживалось принятием волшебного напитка нектара. Особенно чувствительным недостатком Зевсова пантеона было отсутствие в нем ясных этических принципов. Нравственный идеал богов был настолько шаток, что уже через несколько поколений вызывал насмешки у самих греков. У всех народов с первобытной древности этика шла рука об руку с религией, у древних греков она была, так сказать, «подорвана» в самом начале. Видимо, их сознание так и не смогло примириться с грандиозным событием, олицетворявшим слепую бездуховную мощь первоначального Хаоса.

Гомеровскому мировоззрению еще совершенно чуждо представление о богах как высшей силе, призванной судить и карать человека за преступления против нравственности. Боги в отношениях между собой и с людьми руководствуются отнюдь не требованиями справедливости, а личными симпатиями и антипатиями. Только в более поздней «Одиссее» наблюдаются зародыши религиозно-этической проблематики: боги, хотя и не вмешиваются непосредственно в судьбу спутников Одиссея или женихов Пенелопы, но стараются все же предостеречь их от позорных нечестивых поступков. Относительная неразвитость общественных отношений, отраженная в гомеровском эпосе, порождает еще одну форму божественного вмешательства в поведение героев: с его помощью объясняется внутреннее состояние человека. Так, раздраженного Ахилла видимая только ему одному Афина хватает сзади за кудри и передает ему желание богов. Однако разгневанный Ахилл в последнюю минуту и сам видит, каковы могут быть последствия его поступка, но поэту еще недоступно изображение такого сложного психического факта, и психические свойства трактуются им как нечто отдельное от человека. Гомер стремится объяснить психический акт только внешним, божественным вмешательством. В последующие периоды греческая литература научится изображать людей и в динамике их страстей, и с большим вниманием к их внутреннему миру, однако она в то же время утратит ту непосредственность и цельность, которая составляет непреходящую ценность гомеровских поэм. С развитием же знаний о человеке на смену мифологическим системам придут религиозно-этические.